«Вем, воистину вем со пророком, почто червлены ризы Твоя: аз, Господи, аз грехи моими уязвих Тя» (Акафист Страстем Христовым, кондак 5).

Протекла Великая Четыредесятница. Отзвучали покаянные песнопения: «На реках Вавилонских» с «красной» аллилуией и «Покаяния отверзи ми двери»; умолкли скорбные напевы Великого канона и молитва Ефрема Сирина. Мы вступили в Страстную Седмицу. В эти великие дни Страстей Христовых, когда наши души, пройдя поприще поста, должны быть, подобно евангельским девам, приукрашенными и бдящими, чтобы достойно встретить своего Жениха, — хочется дать себе отчет: что нам предлагает и чему нас в жизни учит Святая Православная Церковь. ...Вечер Великого Четверга. В воздухе плывет размеренный, протяжный колокольный звон. Храм быстро наполняется молящимися.

Посреди храма Распятие. Внимание всех устремлено ко Кресту. Сюда выйдут сейчас священнослужители с Евангелием, со свечами и фимиамом. В эти великие дни Господь перед нами не в сиянии славы. Ныне Сын Божий, отданный миру для спасения рода человеческого, вознесен на крест. Он пригвожден к этому позорному орудию казни. Ярко пылает сноп огня свечей у Креста Христова, сюда тянется непрерывная вереница согбенных фигур, благоговейно лобызающих язвы Господа. Сейчас начнется утреня Великого Пятка.

«Слава Святей, и Единосущней, и Животворящей, и Нераздельней Троице, всегда, ныне и присно, и во веки веков».

Торжественный возглас иерея отрывает от грустных личных размышлений. Вот полилась чудная молитва пророка Давида Господу: читается шестопсалмие.

...«Господи, как умножились враги мои! Многие восстают на меня; многие говорят душе моей: нет ему спасения в Боге. Но Ты, Господи, щит предо мною, слава моя... Восстань, Господи! Спаси меня, Боже мой!... Нет мира в костях моих... Сердце мое трепещет, оставила меня сила моя... Не оставь же меня, Господи Боже мой! не удаляйся от меня! Поспеши на помощь мне... Тебя от ранней зари ищу я..., ибо душа моя насытилась бедствиями... Благослови, душе моя, Господа... Он прощает вся беззакония твоя..., венчает тебя милостью и щедротами...».

Вслушайся в эту Божественную музыку, внимай! Многогрешная душа, при чудном звучании псалтири, мятется, переходя от скорби к радости, от надежды к страху, и вновь она полна упований. Шестопсалмие читается, согласно уставу, «не спешно, протяжно, во услышание всех»... Подобает нам со всяким усердием слушать чтение, и не только чтение, — необходимо прислушиваться к голосу души своей, будить ее, если она спит, и заставлять внимать словам великого пророка.

...Торжественное, троекратное «Аллилуиа» разрывает молитвенную тишину храма. Вслед за «Аллилуиа» льются слова тропаря: «Егда славнии ученицы...» Сколь прекрасен и проникновенен мотив киевского распева! Сколько теплоты в словах, изображающих Тайную Вечерю Господа со Своими учениками! Песнопение потрясает душу, предостерегает ее — как она опасно ходит, ибо на этом пиршестве любви — «Егда славнии ученицы на умовении вечери просвещахуся», лютая зависть и корыстолюбие овладели злым и жестоким сердцем Иуды: «Тогда Иуда злочестивый, сребролюбием недуговав, омрачашеся».

Песнопение развивается. Раскрывается картина предательства: «И беззаконным судиям Тебе, праведнаго Судию, предает...».

...Из алтаря выносится Евангелие и полагается перед Распятием на аналое. Вокруг священнослужители. Дым кадильный возносится вверх. В руках молящихся вспыхивают огоньки свечей. В глубоком молчании, потрясенные тропарем, все внутренне объединились у Креста и Евангелия.

«Господи, Ты вся веси, Ты веси, яко люблю Тя». Петровыми устами, устами горького раскаяния, готовы мы исповедывать свою верность и любовь к Нему, молить Его о прощении за нашу вероломность. В Нем мы ищем поддержки и защиты, ибо предательство Иуды стоит перед нашими очами, как тяжелый укор и предостережение; мы не надеемся на свои силы, все наше упование на Его спасительные страдания: «Слава Страстем Твоим, Господи», — несется наша молитва к Нему.

Первое Евангелие святых Страстей Христовых. После грозного предупреждения, которое прозвучало в только что прослушанном тропаре, мы допущены в Сионскую горницу; мы вместе со славными учениками внимаем вожделенному голосу Богочеловека... Мы — участники последней беседы Господа с учениками. В ней тесно слиты Божественная любовь и нечеловеческая скорбь, и обетования великой радости и торжества.

«Рече Господь Своим учеником: ныне прославился Сын Человеческий и Бог прославился в Нем... Дети! не долго уже быть Мне с вами... Заповедь новую дам вам, да любите друг друга... Да не смущается сердце ваше: веруйте в Бога и в Меня веруйте. В доме Отца Моего обителей много. А если бы не так, Я сказал бы вам: Я иду приготовить место вам...».

Наиболее продолжительное зачало Евангелия выслушивается с неослабевающим вниманием. Вот оно приближается к концу. Начинается первосвященническая молитва Господа. «Иисус возвел очи Свои на небо и сказал: «Отче! пришел час: прославь Сына Твоего, да и Сын Твой прославит Тебя. Так как Ты дал Ему власть над всякою плотью, да всему, что Ты дал Ему, даст Он жизнь вечную. Сия же есть жизнь вечная, да знают Тебя, Единого Истинного Бога, и посланного Тобою Иисуса Христа. И ныне прославь Меня Ты, Отче, у Тебя Самого славою, которою Я имел у Тебя прежде бытия мира... Я открыл имя Твое человекам... и славу, которую Ты дал Мне, Я дал им: да будут едино, как Мы едино... Отче! которых Ты дал Мне, хочу, чтобы там, где Я, и они были со Мною...».

Порой кажется, что эти слова не для нас: они для неба и ангелов, ибо в них — сокровенная беседа Святой Троицы. В этих возвышенных словах — вечная Божия любовь. Достойны ли мы этой любви, этой молитвы: «Не о них только молю, но и о верующих в Меня по слову их?»...

— А где же Иуда? Куда девался «имений рачитель»? «Приняв кусок, он тотчас вышел, а была ночь» — темная ночь души предателя, ибо «по хлебе вниде в онь сатана». Предатель предоставлен своим страшным мыслям. «Кий тя образ, Иудо, предателя Спасу содела?... О, коликих благ непамятлив был еси!» (Седален). Еще не поздно. Еще далеко до рокового лобзания. Твой замысел открыт Владычным взором, ты слышал: «Что делаешь, делай скорей»?

Каждый из нас должен помнить этот урок. С Петром ли нам клясться, что не оставим, не предадим Тебя, или смиренно просить о помощи: да минует каждого из нас участь сия? ...«Иисус вышел с учениками Своими за поток Кедрон, где был сад, в который вошел Сам и ученики Его» (Ин. XVIII, I).

Мы в Гефсиманском саду. С кем мы пришли сюда: со Христом, чтобы соучаствовать с Ним в Его великом деле спасения людей, как заповедал Ему Отец (Ин. XIV, 31), или мы вторглись в священную тишину Гефсимании вместе со «спирою», со слугами первосвященника во главе с Иудою? «Князи людстии собрашася вкупе на Господа и на Христа Его» (1-й антифон). В страданиях Христа, как в зеркале, мы видим свою душу. Своим равнодушием к Христу разве мы не предаем своего Учителя и Господа? Не наполняем чашу Его страданий?

Удары колокола отмечают каждое чтение евангельских зачал. Каждое чтение оканчивается молитвенным славословием: «Слава долготерпению Твоему, Господи!». Картины предательства, поруганий Христа, Его нечеловеческих страданий, которые раскрываются перед нашими взорами страстными Евангелиями, обнажают наши собственные язвы...

Одного часа не могли пободрствовать с Господом Его ближайшие ученики. Он оставлен всеми, Один в борении. «Душа Моя скорбит смертельно», — вырвался стон из Его груди. Человеческая природа Иисуса Христа испытывала вполне естественный трепет перед приближающимися смертными страданиями и кончиной. Эта скорбь и содрогание естества одновременно показывают тяжесть креста, который тяжелым бременем лег на рамена Божественного Страдальца. «Отче Мой! да минует Меня чаша сия», — взывал Он к Отцу, ибо эта чаша была безмерна: в ней слились потоки всех наших беззаконий, преступлений и неправд; чистое же сердце Господа Иисуса Христа, Который «греха не сотвори», предощущало эту грядущую на Него бездну зла и предательства, во всей ее ярости... Но любовь Божия к роду человеческому безмерна: «Так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного...» (Ин. III, 16).

В часы, когда дух Иисуса Христа боролся со смертными ужасами, не только Гефсимания и Голгофа звучат нам в зачалах Евангелия: вся Его земная жизнь, как Великий Крест, возникает перед нами. Предстоя сейчас пред Ним и созерцая Его Страсти, мы мысленно обозреваем весь Его скорбный земной путь. Вот Всеобъемлющее, Всеведущее и Духовное Слово Божие «нашего ради спасения» «утесняется» ограниченной и смертной плотью человеческой; младенцем Он полагается в яслях; с первых же дней рождения преследуется кровожадной завистью Ирода; тайно увозится в дальнюю страну. Затем, вместе с толпою грешников, Он принимает крещение.

«Вот Агнец Божий, Который берет на Себя грех мира» (Ин. 1, 29), — воскликнул Предтеча, провидя не только Его Голгофу, но и весь Его искупительный путь, всю Его чашу страданий и унижений. Его — чудного Учителя блаженств и Царства Небесного, провозвестника Божественных глаголов, открывшего нам сладчайшее имя Отца Небесного, явившего нам сокровенные «недра Отчие» и неизъяснимую Божию любовь, целителя болезней, воскресителя мертвых, — Того, Которого Отец. Небесный назвал Своим Возлюбленным Сыном, над главою Которого явно почил Дух Святый, — не признают, учение Его почитают Богохульным, дела — беззаконными, чудеса — веельзевуловыми. Его почитают другом грешников, стараются уловить в слове, чтобы осудить как преступника законов — Божеского и человеческого. Его ищут убить. Он не имеет места, «где главу подклонити».

«Он был презрен и умален пред людьми, муж скорбей и изведавший болезни, и мы отвращали от Него лицо свое. Он был презираем, и мы ни во что ставили Его» (Исаии, LIII, 3). И вот Гефсимания; Голгофа; затем — «крест, гвоздие, копие». Как на разбойника, выходит на Него «множество народа с мечами и кольями». Все ученики в испуге оставляют Его и разбегаются. Горячий и верный Петр, в то время, когда его возлюбленного Учителя заушали, плевали Ему в лицо и «пакости Ему делали», трижды от Него отрекается: «Не знаю Человека Сего».

Его связывают, ведут, допрашивают; против Него лжесвидетельствуют, требуют предать позорной казни. Создатель, — говорит преп. Ефрем Сирин, — предстоит пред Каиафой, как осуждаемый. Раб сидит, а Владыка предстоит. Раб негодует, Владыка терпит..., один из слуг дает Ему заушение..., исполненный беззакония произносит суд над Безгрешным (Слово 104, часть 4-я). Грубые воины Пилата издеваются над Христом: «И одели Его в багряницу и, сплетши терновый венец, возложили на Него; и начали приветствовать Его: «Радуйся, Царь Иудейский!... И плевали на Него и, становясь на колени, кланялись Ему». Его обнажают, бичуют. Пречистое Тело и Кровь, величайшая Святыня, вводящая человека в жизнь вечную, смешивается с пылью.

Ожесточенные сердца не откликнулись состраданием, когда Пилат вывел к народу истерзанного Христа, в багрянице и терновом венце.: «Се Человек!»

Этими словами римский прокуратор, язычник, сказал больше, чем: сам этого хотел. Божественное правосудие устами «человека неправды» как бы обращалось к сердцу человеческому, к суду совести: если не признаете Его, как Сына Божия, то пожалейте, как невинного человека.. «Распни, распни Его!» — неумолимо требовали первосвященники, старейшины и народ. «Я никакой вины не нахожу в Нем, — объявил Пилат народу...— И Ирод также, ибо я посылал Его к нему, и ничего не найдено в Нем, достойного смерти.. Хотите ли, отпущу вам царя Иудейского?» Язычник Пилат и чужеземец Ирод — ходатаи невинного Христа пред избранным и облагодетельствованным Им Израилем! Тогда опять закричали все, говоря: не Его, но Варавву. «Варавва же был разбойник». «Мене на древе распят, Варавву же испроси и отпусти» (1-я стихира хвалитная). «Вели с Ним на смерть и двух разбойников»... Тот, Кто одевает небо облаком и дает пищу всякой плоти, «к злодеям причтен».

«Распявшие же Его делили одежды Его, бросая жребий, и, сидя, стерегли Его там; и поставили над головою Его надпись, означающую вину Его: Сей есть Иисус, царь Иудейский. Тогда распяты с Ним два разбойника» (Мф. XXVII, 35—38). Много народа собралось смотреть «на позор сей», ожидая час Его кончины. Проходящие мимо Креста издевались над Страждущим, понося Его, как обманщика и самозванца.

Христос страдал. Из ран сочилась кровь. Тяжесть тела, малейшее движение Распятого все более разрывали «язвы гвоздинные» и причиняли Ему невыносимую физическую боль. Однако, не столько горели раны Великого Страдальца, сколько скорбело невыносимой тоской Его чистое и непорочное сердце по поводу такого ожесточения людей; казалось, ад торжествовал свою победу. «Людие Мои, что сотворих вам? и что Ми воздасте? за манну — желчь, за воду — оцет, за еже любити Мя — ко кресту Мя пригвоздисте» (Антифон 12-й). «Около девятого часа возопил Иисус громким голосом: Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» (Мф. XXVII, 46).

«Свершилось!» Иисус, «преклонив главу, предал дух». Одна только вечность раскроет вполне то, что произошло в этот момент на малом холме Голгофском, — говорит один наш церковный вития [1]. Мы же что видим сейчас своими смертными очами? Человек дошел до дна своей бездны: он стал Богоубийцей. Воплощенное Слово умолкло. Однако Оно умолкает для того, чтобы сильнее говорить к нам, дабы мы узрели состояние души своей и измерили бездну своего падения. Оно погребается, чтобы глубже вселиться в нас.

И мы видим, что силой Божественной любви побеждены были: благоразумный разбойник, «во единем часе раеви сподобившийся»; сотник при Кресте и «иже с ним стрегущие»; также Иосиф Аримафейский, который, «страха ради иудейска», скрывал, что он ученик Христов, ныне же дерзнул войти к Пилату и просить Тело Иисусово; также и Никодим, приходивший прежде к Иисусу ночью, «принес состав из смирны и алоя, литр около ста» (Ин. XIX, 39).

И в то время, как первосвященники и фарисеи утверждали гроб Христов, «знаменавше камень с кустодиею», ученики, которые оставили было Его, вновь собирались и утверждались вокруг Креста и гроба, «где Его полагали». ...Отзвучали двенадцать ударов колокола. Однако, долго еще сохраняется в памяти напев, сопровождавший конец каждого зачала: «Слава долготерпению Твоему, Господи!».

Какие потрясающие картины нашего греха, Божьего милосердия и любви раскрываются этой службой «Страстей Христовых»! Кто составлял эти захватывающие душу напевы, эти духовно стройные в чередовании событий и проникновенные чтения из Евангелия?! Все это сделала наша Мать, Святая Православная Церковь. Воодушевленные ее святыней, ее верные сыны слагали славословия, захватывающие душу каноны, стихиры (Иоанн Дамаскин, Андрей Критский, Косма Майумский, братья Студиты и другие церковные песнотворцы).

...Утреня Великого Пятка окончилась. Однако огни страстных свечей еще горят. Они выплывают за двери храма на церковный двор и растекаются по улицам. Трепетные, пылающие звездочки борются с мраком ночи. Не наши ли это души, пробужденные Страстями Христовыми? Сколько духовной силы и любви к Распятому за нас Господу влито в сердце человеческое; сколько разбужено покаянных чувств — преддверие радости Воскресения! Прекрасная, возвышенная служба! Бесценное сокровище нашей Святой Православной Церкви!

Н. Попов. Страсти Христовы. ЖМП 1950 г., № 3.

1. Архиепископ Херсонский Иннокентий, «Последние дни земной жизни Господа нашего Иисуса Христа», стр. 314.