Это было в 1986 году, когда разговоры о Боге и вере вне Церкви были почти невозможны. Я работал врачом "Скорой помощи". Выезжая на вызов, никогда не знаешь, в какой ситуации окажешься: приехать можно и к алкоголикам, и к наркоманам, и просто к "долго прождавшим" родственникам, хотя, возможно, ты сам получил вызов только пятнадцать минут назад,- то есть возможны вспышки агрессивности.

В тот день мне помогала медсестра, которая была очень опытным специалистом и заботливой матерью, но уж если раскрывала рот, то лучше было заткнуть уши. Казалось, никакой религиозной отзывчивости от нее ожидать не приходится. И вот мы приезжаем на вызов к очень простой и малообразованной женщине лет шестидесяти, которая, как написано в карте вызова, задыхается. Передо мною пациентка с огромной опухолью на шее, затрудняющей дыхание. Это явно не первый день ее болезни, и я, объяснив, как ей лечь в специализированный стационар, сажусь оформлять медицинскую карту.

И вот, пока я пишу, до меня долетают слова больной:

- А меня однажды уже вешали!

Я отрываюсь от карты и с удивлением спрашиваю:

- Когда?!

- В сорок первом. Мы жили в Белоруссии и попали под оккупацию. Я, тогда еще девчонка, чернявая была. Немцы решили, что я еврейка, и потащили на виселицу. А когда поставили на помост, прежде чем накинуть петлю, разорвали воротник. Я тогда глупая была - крестик носила. Они же, увидев крест, поняли, что я не еврейка, и вешать меня не стали!

Мы внимательно слушали этот страшный рассказ.

- Вета! - повернулся я к своей напарнице.- Если бы тебя однажды Крест Христов спас от смерти, ты бы смогла его после этого снять?

Чувствовалось, что все услышанное проняло ее, и в священном ужасе и благоговении, но вместе с тем очень твердо она ответила:

- Никогда в жизни!