Исповедь одного господина

Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное. Св. Иоанн Креститель, Мф. 3, 2

В дни работы ежегодного собора Христианской общины в монастыре Жича, несколько лет тому назад, один молодой человек стоял, прижавшись к стене храма, и внимательно слушал каждое слово. С изможденным и бледным лицом, держался он в одиночестве, не вступая ни с кем в беседы и вообще избегая любых контактов с окружающими. Так и остался он никому не известным, и, когда собор завершился, он быстро исчез из взора и памяти членов Христианской общины.

С тех пор прошло несколько лет. В 1933 году очередной собор Общины был проведен в женском монастыре Ковиль. Ни один дотоле собор не сопровождался такими торжествами. Присутствовал и Его Святейшество патриарх Варнава с несколькими епископами и большим числом священников. Народ исчислялся тысячами.

Всю ночь до самого рассвета люди воспевали духовные песнопения и вели духовные беседы. Было уже за полночь, когда один юноша поднялся и попросил слова. [Всем] видом [выдавал] он [свое внутреннее] оживление и веселость. Сидя за столом, я мучительно вспоминал, где я видел это лицо. [Сия] тайна мне открылась сразу же после первых слов [этого] молодого человека.

«Позвольте, господа и братья, мне вам представиться, — начал он. Я — М. И., дипломированный юрист, и сейчас служу в Министерстве внутренних дел. Это уже второй собор Христианской общины, на котором я присутствую. Первый раз я был на соборе в Жиче. («А, да это тот худой и бледный юноша!» — догадался я.)

На сегодняшний собор приехал я сознательно и по доброй воле. А тогда я совершенно случайно оказался в Жиче. Ездил я в Матаружскую купальню и потом решил пройтись до монастыря. Смешавшись с толпой народа, я невольно прислушался к тому, о чем велась речь. И вот самые первые услышанные мною слова — так, наверное, хотел Бог — пронзили меня, точно молнии, очистительные и светоносные для мрачной атмосферы моей души.

Беседу вел один крестьянин. Ее начала я не застал, но, когда вошел в ту массу народа, он говорил о следующем: «Рядом с этим монастырем, братья, находится купальня. Туда приезжают многие, чтобы омыть свои тела. А мы прибыли на это святое место, чтобы очистить свои души. И если бы все те люди в купальне знали, что все телесные немощи проистекают от недугов душевных, то они перво-наперво поискали бы именно такого духовного омовения, дабы исцелить свои души; тогда и тела их стали бы здоровыми. Однако им не дано понять эту тайну. Без толку отмывают они себя снаружи, если внутри остается нечистота. Покаяние — вот та вода, которая вымывает нас изнутри. Без покаяния не может быть у человека ни совершенной чистоты, ни настоящей крепости тела.

Исповедаю я перед всеми вами, что до того, как покаялся я в своей греховной жизни, не ведал я ни подлинной радости, ни истинного здоровья. Ведь даже когда болезни меня не беспокоили, все было тщетно: не ощущал я никакого веселья, потому что собственная моя душа тяготела надо мною, как камень. Но через покаяние моя душа обрела какую-то легкость и великую отраду. Судя по себе, могу вам подтвердить: «Покаяние — радование!»

Услышав такие слова, я остолбенел и онемел, словно прикованный к стене. К таким речам я не привык. Выступающие потом сменяли друг друга, а я только слушал, стараясь не упустить ни слова. Слова перемежались с духовными песнопениями, от которых таяло мое каменное сердце. Когда собор завершился, я убежал оттуда, точно какой-то преступник, боясь, чтобы кто-нибудь не спросил меня, кто я такой. Ведь если бы некто обратился ко мне с таким вопросом, я должен был бы ответить: «Я безумец!»

И действительно, возвращаясь в купальню, я сам себе полагал отчет о прожитой жизни, часто повторяя: «Ведь до сего дня ты был просто-напросто глупцом! Разве не видишь, что есть Бог? Разве не замечаешь, как народ заботится о своей душе, как насыщает ее и напояет, как моет и чистит? А ведь доселе был ты как бы без Бога и без души! В этом ключ к твоим страданиям, апатии, нервозности и отчаянию. А тогда, братья, я и в самом деле был снедаем глубочайшей тоской. Помышлял и о самоубийстве, так что часто прогуливался вдоль Ибара, выбирая место, где бы мог утопиться с камнем на шее. Всё в жизни мне опостылело, всё стало пустым, безжизненным и притворным.

В вузах слышал я только издевательства над верой как над чем-то невежественным и некультурным. Учившие меня профессора отрицали и отвергали Бога и душу как глупые предрассудки. От этого и вся моя греховная жизнь. Вряд ли есть такой грех, которого бы я не совершил, даже не ведая, что это грех. Поистине душа моя тяготила меня, как неподъемный камень. Не умел я облегчить этого бремени и не мог от него убежать. Жил я и обращался в кругу пустословов и болванов, каким был и сам. Естественно, от такой жизни и разум у меня помутился, и сердце развратилось, и воля ослабла, так что невмочь ей было сделать что-либо доброе.

Весь я занедужил. Искал какого-то целительного средства, но не находил. «Ты здоров!» — констатировали врачи. Какой там здоров, когда весь я — сама болезнь! Во всем существе ощущал я тяжесть, словно придавленный свинцом, и земля влекла меня к себе. Так это все происходило до собора в Жиче. Здесь наступил полный переворот в моей жизни. В ту ночь я не мог заснуть.

На следующее утро чуть свет отправился в Кралево, чтобы поискать Новый Завет. Найти мне его не удалось. В Матаруги возвращался я обескураженным и несчастным. Сел под могучими дубами перед монастырем, чтобы немного передохнуть. В эту минуту из обители вышло несколько женщин. Они уселись недалеко от меня. Я вступил с ними в разговор. Они возвращались с собора. Спрашиваю: «Есть ли у кого-нибудь из вас Новый Завет?» Две-три ответили мне, что есть. Я рассказал им, что ездил в город, чтобы его купить, но не нашел. «Вот, если хочешь, я подарю тебе мою книгу», — предложила одна из них. Мне стало неловко, но я с благодарностью принял [эту] священную Книгу. Знаю, что ту женщину звали Елица, и больше ничего мне о ней не известно. Считаю ее своей духовной матерью и навеки буду считать таковой. Всегда молюсь о ней Богу.

Взял я Книгу и поднялся в лес, что над купальней. Читал я ее с такой жадностью, с какой изголодавшийся человек ест хлеб. Когда я ее прочел, то для меня стали ясны и понятны источник и цель человеческого бытия, а также путь, по которому нужно идти к вечному спасению. В ту осень поехал я к русским духовникам в Мильково, исповедался и причастился.

И с тех пор начал я горько раскаиваться во всей своей прежней омерзительной и бестолковой жизни. Покаяние поначалу было для меня горьким, но эта горечь постепенно обращалась в сладость и веселье. Вступил я в борьбу с самим собой не на жизнь, а на смерть. Принялся выметать из себя ветхие мысли и чувства. Очищал свою душу, как авгиевы конюшни. Бывало, что силы меня покидали, и тогда я молился Богу, чтобы Он меня не оставил. Заставлял себя ходить в церковь и приучал к посту.

Все это поначалу было трудно, но со временем я начал ощущать это как должное и получал от этого радость. Заказал все издания Христианской общины из Крагуевца и всё прочел от корки до корки. И тогда в мою жизнь вошел великий свет. Я спасен от мрака, избавлен от самоубийства. Я и в самом деле ощутил радость бытия. Возлюбил Господа Иисуса Христа всей душой и всем сердцем. Полюбил и людей, да и сама жизнь стала для меня дорогой.

Мои друзья замечали во мне какую-то перемену, но я все от них утаивал, не желая посвящать их в ее причины. Зарекся я никому ни о чем не проповедовать, пока сам не буду твердо стоять в истине и на пути спасения. И вот в эту ночь я впервые после стольких лет исповедаю перед всеми вами то, что со мной произошло. Всех вас прошу помолиться обо мне Богу и принять меня в ваше братство. Да будет благословен тот час, когда я в первый раз, в Жиче, был на вашем соборе. Да будет благословен тот брат, из уст которого я впервые услышал слова: «Покаяние — радование!» Да будет благословенна и та сестра Елица, из рук которой я принял Новый Завет Господа Иисуса Христа и которая для меня — духовная мать на этом и на том свете. И да будет, прежде всего и после всего, благословен Создатель мой, Своим Промыслом направлявший меня так, что смог я выйти из тьмы на свет».

Стояла безмолвная полуночная тишина. Тем громче и отчетливее звучал голос нашего собрата, вступившего на путь покаяния. Все мы живо ощущали, что не одиноки и что этот брат произносит свою исповедь как бы не перед нами, людьми, а перед окружающим нас миром духовным. Окончив ее, он сел и умолк. И никто больше не проронил ни слова. Все мы долго сидели молча. И вдруг, [точно по команде,] встали и громогласно пропели: «Буди имя Господне благословенно отныне и до века!»

На этом наш собор в Ковиле был закончен. Но еще долго мы беседовали с нашим новым собратом. Все мы его сердечно поздравляли с обращением ко Христу, а потом разъехались восвояси.

Когда на пароме мы переправлялись через Дунай, я спросил сидящего рядом со мной пассажира: — Что ты всё напеваешь? — Пою: «Покаяние — радование!»

Творения свт. Николая Сербского (Велимировича). Покаяние – радование (Исповедь одного господина). Библейские темы. – М.: Паломник, 2005.